Судить буду я - Страница 64

Запоздало он понимал, что ни его письмо, ни десятки подобных, которые наверняка были, ни сотни людей, похожих на Камалова, не могли ни спасти страну, ни остановить круглосуточный, из месяца в месяц, из года в год, ежесекундный грабеж отечества, вывоз всего и вся. И он удивлялся и "левой" и "правой" прессе, и либералам, и новоявленным "демократам", и коммунистам, не задавшим Горбачеву всего один вопрос: "Ренегат Миша, когда ты пришел к власти, страна имела золотой запас в 350 тонн и все годы твоего правления не снижала ежегодной добычи в 40 тонн. В конце твоего правления оказалось всего 20–30 тонн золота. Ответь, куда оно девалось? Ведь мы с тобой не жили и дня счастливо и сыто". Можно, конечно, добавить еще один вопрос: "Все пять лет твоего правления день и ночь по газопроводам и нефтепроводам на Запад шел газ и текла нефть. Эшелонами туда же, опять же день и ночь, шли лес, руда, металл. Мы не пропустили ни одного пушного аукциона, вывезли миллионы редчайших шкурок. Где деньги за все это? Или товары — ведь прежде, во времена Брежнева, каждая советская женщина могла позволить себе и французские сапоги, и французские духи, а ныне это доступно лишь первой леди страны и ее подружкам, ну еще и проституткам".

Вот такие ясные и понятные для народа вопросы стоило бы задать Горбачеву и его дружкам. Но на Горбачеве останавливаться не хотелось. Однако сегодня о чем ни думай, что ни делай, — все упирается в его труды, их конечный результат не объехать, не обойти… И это надолго, на десятки лет. Шубарин, как предприниматель, как банкир, понимал это лучше других. Однако хорошо, подумал Японец, что они с Камаловым одинаково думают о Горбачеве, ведь только что прокурор сказал: "Один высокопоставленный оборотень". А он, наверное, знает, что говорит, ведь, считай, всю жизнь охотился за оборотнями в мундирах.

"Нет, он не предполагает за мной такого греха, — продолжал рассуждать Шубарин о давнем своем письме в прокуратуру, — иначе бы мог действовать прямолинейнее". Например, мог бы потребовать сдать Миршаба и Сенатора с потрохами. Догадывается прокурор, что он знает про них такое, о чем не ведал даже Парсегян, главный свидетель обвинения.

— Знает — не знает, — продолжал рассуждать порою вслух хозяин просторного кабинета, — а мне не легче. Обложили со всех сторон — и уголовники, и бывшие коммунисты, а теперь и прокурор сел на хвост. Чувствует или знает, что вокруг банка сгущаются тучи…

Теперь, после его неожиданного визита, следовало определиться и с Сенатором, а значит, и с Миршабом, не зря их еще в студенчестве называли "сиамские близнецы". Действительно, как попали научные работы убитого прокурора Азларханова к Сенатору? В том, что пресловутая докторская и работы Азларханова идентичны, Шубарин не сомневался. Но вдруг ему захотелось взглянуть и на вердикт Ферганца, и на ранние работы своего бывшего юрисконсульта Азларханова, все-таки востребованные обществом, и он вернулся к журнальному столику. Первая, взятая наугад папка оказалась докторской диссертацией Сенатора, но он отложил ее, не открыв, с ней он уже давно ознакомился так же внимательно, как Ферганец, но прокурору он о своих изысканиях ничего не сказал. Взяв вторую папку, он вернулся за стол и просидел, не отрываясь от бумаг, больше часа. Читая заключение, он то и дело возвращался к статьям, докладным, выступлениям, на которые ссылался Ферганец, и удивлялся глубине мыслей, проницательности, предвидению своего друга прокурора Азларханова — как свежо, современно звучала каждая его строка! Сомнений не было. Сенатор украл работы его бывшего юрисконсульта.

— Ах, Амирхан Даутович… — вырвалось вслух вдруг у Шубарина, и он в волнении вновь стал шагать из угла в угол. Как сейчас он был нужен ему самому, а прежде всего обществу!

"Надо съездить к нему на могилу, — подытожил он визит Ферганца, пряча папки в стальной крупповский сейф. — Что дает мне это открытие? И что я должен предпринять в связи с этим? И почему Ферганец хочет мне помочь, а заодно и рассорить с Сенатором и Миршабом? Зачем я ему нужен?" — закрутился новый рой вопросов, едва он захлопнул стальную, с секретом, дверцу сейфа, упрятавшую тайну популярности Сенатора.

"Может, оттого, что считает, что дни Сенатора и Миршаба сочтены? Ведь он прямо заявил — они для меня преступники, убийцы. Возможно, он располагает какой-то информацией, что "сиамские близнецы" затеяли коварный ход против него, где и мне отведена не последняя роль? Оттого и пытается отсечь меня от Сухроба и Салима, догадывается, что в той борьбе, что ведется против него, ничьей быть не может. Или-или, а точнее, кто кого. Нет, он прямо не сказал, что мне не по пути с его врагами, как и не предлагал открыто перейти на свою сторону, но ясно дал понять, кто есть кто, — продолжал рассуждать Артур Александрович, анализируя беседу. — А мою жизнь он знает хорошо, иначе какой бы смысл передавать мне докторскую диссертацию Сенатора, понимает, что значил в моей жизни Азларханов. Наверное, знает и о надгробиях в Бухаре и Ташкенте, поставленных мной… Ну, об этом, конечно, ему рассказал полковник Джураев, тот тоже в молодые годы работал с Амирханом Даутовичем…" Но вот откуда Камалов узнал о встрече на мюнхенском стадионе "Бавария" с Талибом Султановым, чью фамилию и род занятий Шубарин впервые услышал от прокурора, это предстояло еще разгадать, и непременно. А может, прокурор знает и о визите в Германию "хлопкового Наполеона", находящегося в уральском лагере?

А если он знает и это, продолжал рассуждать Шубарин, то тогда, видимо, он располагает какими-то новыми сведениями по его банку, что, разумеется, неприятно. Оттого и решился прокурор на открытый визит в банк, оттого и все попытки наладить отношения. Было над чем задуматься Шубарину — такие люди, как Камалов, визитов вежливости не наносят. Что знает и чего не знает о его жизни Ферганец — это для Шубарина оставалось загадкой. Одно ясно: знал он немало, а догадывался о еще большем. Хотя не во всем Камалов ориентировался правильно. Зря он думал, что за смертью Азларханова стоит Сенатор, — прокурора убил Коста. Он вынужден был стрелять, Амирхан Даутович, даже раненный, не выпускал кейс из рук. А выкрал документы Сенатор, верно, благодаря этому они и познакомились тогда.