Судить буду я - Страница 40

— Пропустите меня вперед! — раздался в машинах голос Карена. Этот маневр был оговорен при случаях явной опасности, и его машина резко рванулась в голову колонны. Карен сказал по-узбекски:

— Стрелять только в крайнем случае, и право первого выстрела за мной.

Сбавив скорость, он издали мягко подкатывал к лесовозу, стараясь получше разглядеть встречавших ночной караван людей. Как только "Магирусы" стали тормозить, к каждому грузовику кинулись по два-три человека, а к головной машине сразу пятеро. В прибор ночного видения они заметили маневр и поняли, что хозяин каравана находится в этой машине. Встав, "Магирусы" одновременно выключили свет, лишив нападающих на время ориентации, но фары машин на обочине осветили трассу. Встречавшие, видимо, по опыту надеялись, что тут же из грузовиков, попавших в ловушку, станут выходить на переговоры люди, но из "Магирусов" с мерно работающими двигателями, судя по всему, никто не собирался выходить. Тогда некто в кожаной кепочке, стоявший у белого "Мерседеса", зло крикнул:

— Вытряхните мне хозяина каравана из первой машины, если он добром не желает разойтись!

Парень, вскочив на подножку высокого "Магируса", рванул дверь. Прямо в лицо ему уткнулось холодное дуло "Калашникова", и нападавший от неожиданности неловко свалился на асфальт, а его товарищ, выматерившись, крикнул:

— Бурый, у него автомат…

— Трясите вторую, третью машины, а этого, из головной, возьмите на прицел, не давайте ему выходить из кабины…

Нападавшие с шумом, подбадривая друг друга, кинулись на оставшиеся машины, но из каждой распахнутой дверцы грозно торчал ствол. И вновь возникла заминка. И тогда Карен в пуленепробиваемом жилете из кевлара, подаренного некогда ханом Акмалем Шубарину, спрыгнул на землю и, направив автомат на Бурого, сказал:

— Или вы сию минуту освобождаете дорогу и пропускаете нас с миром, или мы для начала изрешетим все ваши пижонские машины. Откроете ответный огонь пеняйте на себя, нам пуль не жалко.

Вдруг в наступившей тишине за спиной Бурого клацнул затвор обреза, но Карен, опережая выстрел, дал над их головами очередь, и рванувшийся в сторону Бурый, крикнул водителю лесовоза:

— Освободи трассу, психи какие-то попались…

Но это была первая организованная по наводке встреча, а сколько раз их пытались остановить, по выражению Карена, "на шап-шарап", то есть неожиданно, почувствовав в большегрузных транспортах ценный груз. Приметив караван где-нибудь у столовой или на заправочной станции, банда местных рэкетиров, собрав пять-шесть машин, бросалась в погоню. Но ни разу не было случая, чтобы люди из конвоя Карена не заметили, что на груз "положили глаз". В таких случаях колонна сразу перестраивалась и замыкал караван "Магирус" с прицепом, куда перебирались двое с автоматами. Когда преследователи, угрожая оружием, требовали остановиться, поверх машин давали мощные очереди из двух автоматов; если это не успокаивало, стреляли в колеса, по радиаторам. Разбой царил повсюду — от Чопа до самых южных ворот Ташкента, пытались грабить и на Украине, и в каждой из областей России, в Татарии, Башкирии, на всей огромной территории Казахстана, в последний раз их тормознули в двадцати пяти километрах от конечной цели, в Келесе, но тут, на своей территории, Карен с дружками отвел душу. Никого ни на секунду не остановила мысль, что груз может быть государственным, принадлежать чужой стране — даже видавшим виды парням из конвоя показалось, что повсюду на бывшей территории СССР царит разбой. Бросилось в глаза, что многие работники ГАИ состоят в сговоре с корсарами на шоссе.

Дожидаясь каравана в Чопе, Карен купил у таможенников десять ящиков водки (тут ее конфискуют тысячами бутылок в день). Спиртное требовалось для гаишников, но водки хватило только на половину пути. Хотя сопроводительные документы на груз были в порядке, печати и штампы таможни четкие, ясные, их часами держали на дорожных постах, особенно свирепствовали на стыке областей, республик.

В Казахстане лютовали на территории каждого района. Тут, конечно, оружие не применяли, Карен, скрипя зубами, отходил в сторону, в дело вступали Сумбат с Хашимом, с головной машины. Они много лет шоферили, доставляли бахчевые в Россию и знали, как надо ладить с хозяевами дороги. Только однажды, на въезде в Оренбург, когда Сумбат с Хашимом два часа не могли уломать гаишникой, затребовавших за проезд двадцать тысяч, нервы у Карена не выдержали. Он ворвался в дежурку с пистолетом, и, выхватив из рук Сумбата две пачки двадцатипятирублевок, сумму, которую они соглашались заплатить, сыпанул их веером по тесной комнате, сказав при этом:

— Или вы соглашаетесь на эти деньги, или я сейчас перестреляю вас, как собак!

Мордастый офицер тут же нажал на кнопку автоматического шлагбаума.

Но самый крутой разбой ожидал их впереди, в Иргизской степи, за Актюбинском, и они об этом знали. В степи рано поутру они застряли у одного могильника на пять часов, там Сумбат получил пулевое ранение в плечо. Дорога блокировалась по всем правилам военного искусства и по краям имела окопы в полный рост, у нападавших и два автомата имелись. В конце концов после перестрелки и взаимных угроз проезд выторговали за автомат с тремя рожками патронов и пятьдесят тысяч деньгами. Правда, Карен, зная восточное коварство, оговорил, что главарь засады должен сопровождать колонну, пока они не выберутся к Челкару. Немцы, парни бывалые, не робкого десятка, встречавшиеся со случайным разбоем и в Африке, и в Европе, и Америке, только диву давались и постоянно твердили, что хваленая итальянская мафия и американская в сравнении с советской, только зарождающейся, — детский сад. После стычек, перестрелок, погонь, долгих переговоров в голой степи у какого-нибудь веревочного шлагбаума немцы уже не жаловались ни на питание, ни на отсутствие связи, ни на "комфорт" наших гостиниц.