Судить буду я - Страница 12

В Узбекистане, как и в соседних республиках, за годы перестройки мало что изменилось. Пользуясь обстановкой, один клан изгнал другой, тут всегда сводят счеты от имени государства, на толпу это производит впечатление законности, да и на центр тоже, коммунисты за семьдесят лет правления ни на шаг не продвинулись в понимании Востока, его сути. Стоило искать людей с программой в государственной структуре, и Сабир-бобо с каждым днем убеждался, что пора действовать, искать связи в Ташкенте, и первым человеком, на кого он решил выйти лично, оказался Салим Хасанович Хашимов, чиновник из Верховного суда республики, со странной кличкой — Миршаб, старый друг, однокашник и многолетний сослуживец Сенатора.

Новый год, как и предугадал прокурор Камалов, Миршаб провел в страхе, хотя, на взгляд родных и близких, веселился как никогда. Вернувшись домой из "Лидо", он застал у себя брата и сестру с семьями, а чуть позже приехали родственники по линии жены. С тех пор как Салим Хасанович круто поднялся по службе, большие праздники отмечали только у него, этим в Средней Азии отдается дань тому из клана, кто добился наибольшего успеха.

Нужно жить на Востоке, чтобы понять, что означает родня в судьбе каждого. Человек без родни, без рода, по местным понятиям, — нонсенс. Тут, пытаясь узнать о ком-то, прежде всего спрашивают — откуда, из каких мест происхождением, с кем состоит в родстве, и сразу становится ясным, почему он в почете, при должности.

Хашимов первым среди своих родственников стал заметной фигурой в республике и, получив возможность, с особым рвением помогал продвижению по службе многочисленному клану, видимо, помнил, как трудно складывалась собственная карьера.

В обоих семьях, и по его линии, и по линии жены, коренных ташкентцев, потомственных интеллигентов, имелось немало людей с высшим образованием, работали они в разных отраслях, но без поддержки не могли подняться высоко, хотя дело свое знали, и только с приходом Салима Хасановича в Верховный суд республики открылась дорога наверх многим из них.

Опять же надо жить на Востоке, чтобы понять отношение к гостям. Тут им действительно искренне рады — дом, в котором не бывают люди, даже богатый, благополучный, не пользуется уважением. Такие традиции имеют многовековую историю, и европейцу трудно представить, что бедняк мечтает не автомобиль приобрести, а принять хоть раз в жизни полный двор гостей за щедро накрытым столом. Эта национальная черта в крови и у дехканина, гнущегося под палящим солнцем на хлопковых плантациях с утра до ночи за гроши, и у таких людей с рафинированным воспитанием и образованием, как Салим Хасанович. Встретив неожиданно прокурора Камалова в "Лидо", он забыл и про новогодний подарок для очаровательной Наргиз, и о том, что сегодня в его доме по традиции соберется ближайшая многочисленная родня. Но долг хозяина дома заставлял его время от времени забывать о Ферганце, о нависшей над ним угрозе. Даже в такие минуты гость — превыше всего. Он помнил о загодя приготовленных подарках сестрам, братьям, кузинам, племянникам, своякам и свояченицам — каждого в богатом и щедром доме Миршаба ждал сюрприз. Такое не забывается, а в эту ночь человек из Верховного суда воистину был щедр, понимал, что, случись с ним беда, родня, клан никогда не оставит в горе ни жену, ни детей.

Обычно после встречи Нового года по московскому времени (а разница тут немалая — целых три часа) гости разъезжались, но в этот раз хозяин дома, неистощимый на выдумку и фантазию, не отпускал никого до утра. Он боялся остаться в огромном доме наедине с самим собой, со своими мыслями, их то и дело сносило к Ферганцу, прокурору Камалову.

Под утро гости, не привыкшие к столь длительному и обильному марафону за столом и вокруг елки, стали валиться с ног, и Салим Хасанович, присевший на минутку в глубокое кожаное кресло перевести дух, тут же, в зале, мгновенно заснул, и только тогда родные и близкие стали покидать гостеприимный дом, благодаря хозяйку за дивный Новый год.

Проснулся Миршаб в полдень, встал свежим, с ясной головой, словно и не было накануне сложного дня и бурной новогодней ночи. Он давно заметил за собой странность: чем жестче брала его жизнь в оборот, тем четче, аналитичнее работала голова, вся его энергия аккумулировалась в эти дни, он действовал хладнокровно, разумно и быстро. Позже, в перестройку, когда нашу жизнь захлестнут гороскопы и всяческие предсказания-прогнозы, секретарша в день рождения с утренней почтой положит на стол его подробный гороскоп. И только тогда Миршаб узнает, что он Скорпион и что люди, родившиеся под этим знаком зодиака, лучше других проявляют себя в экстремальных ситуациях. И тут скептичный Салим Хасанович согласился с выводами астрологов.

Приняв душ, Миршаб решил позвонить Коста, хотя не надеялся, что тот окажется дома, но Джиоев тут же поднял трубку, и человек из Верховного суда оценил это как добрый знак. Расспросив о том, как прошел Новый год в "Лидо", не было ли эксцессов в зале (уж Миршаб-то знал, какие крутые люди собираются у Наргиз), он пригласил Коста заехать домой, как договорились прежде, в удобное для него время, но обязательно сегодня. Джиоев обещал приехать через час.

Коста, узнавший от Карена, что прокурор Камалов заглянул в "Лидо" и нагнал страха на всех, поспешил к Миршабу не по этому поводу, хотя догадывался, что речь зайдет и о визите Ферганца. Перед самым уходом Коста из дома на бал в "Лидо" из Мюнхена позвонил Шубарин, ибо телефакс, надежно связывавший его с Ташкентом, на квартире в Мюнхене никогда не отключался. Артур Александрович поздравил Коста с наступающим Новым годом, коротко справился о делах и сумел сказать главное в своей излюбленной иносказательной манере, понятной Джиоеву: тут ему успели сесть на хвост. И описал человека, говорившего по-узбекски на стадионе мюнхенской "Баварии". Этого гонца следовало установить, а главное, установить тех, кто стоит за ним в Узбекистане.